Экспедиция в поисках кольчатого чуда

Впервые я увидел это чудо восемь лет назад: солнце
было в зените, а на Ладоге стоял полный штиль – ред-
кий случай на нашем огромном озере, которое в старину не зря звали морем; байдарка шла курсом на залив Кочергу, что за мысом Куркиниеми, мелкие островочки в шхерах будто оторвались от воды и повисли в воздухе.

Очарованным странником чувствуешь себя в такие минуты, редкое чувство покоя и полнейшего слияния с этим бескрайним небом, водой посещают душу, измотанную большим городом.И уже не знаешь=- явь вокруг тебя или счастливый сон. Того и гляди, на горизонте встанут белоснежные дворцы с минаретами и пальмами.
Вместо дворцов на горизонте метрах в двадцати из воды совершенно бесшумно вынырнула круглая, угольно-черная голова с двумя изумлёнными глазами-маслинами. Длинные брови торчали вверх, еще более длинные усы – вниз. Мгновение – и видение исчезло так же бесшумно, как появилось.
– Ты видел, видел? – встревоженно зашептала жена, сидевшая в корме байдарки. – Кто это выныривал?
– Никого не видел, – решил пошутить я. – Да кто тут может быть, если до ближайших островов несколько километров?
– Да вот же, вот, – зашептала жена, показывая пальцем. – Опять!
Прямо по курсу из воды торчала та же таинственная голова. Тут я только понял, что перед нами – ладожская нерпа. Жена стала тормошить спящего сына, чтобы и он посмотрел на чудо. Но чудо скрылось, будто и не было его никогда. Сколько мы ни всматривались в озёрные просторы, – больше не показывалось.
Путешествие начинается
А начинаются путешествия зачастую случайно. Есть у
меня друзья в Балтийском Фонде природы. Они уже
пять лет работают над сохранением биологического разнообразия в российской части водосборного бассейна Балтийского моря. Бьются над сохранением дикого лосося, охраняют, изучают орлана-белохвоста, составляют Красные книги Балтийского региона. Руководит Балтийским Фондом кандидат биологических наук Рустам Сагитов. Вот ему-то я и позвонил, – не произойдет ли чего интересного?
– А экспедиция на Ладогу отправляется через пару дней – нерпу считать, – сказал Сагитов. – И есть на корабле одно место.
Сборы были недолги. И уже позади душная толчея питерских улиц, и уют узких улочек карельского города Сортавала. Белая ночь раскинула свой полог, небеса светятся перламутровым светом; июнь, но ледяной ветер дует с озёрных просторов. Корабль LЭколог¦ Карельского научного центра РАН слегка покачивается на волне у острова Мустасаари. Это на самом севере Ладоги. Надувной катер с мощным мотором спущен на воду, в него уже сели Михаил Верёвкин, научный сотрудник лаборатории позвоночных Биологического института Санкт-Петербургского государственного университета, Йоуни Коскела – биолог сектора охраны природы Лесной службы Финляндии, и Йюсси Сихвонен из этого же сектора. Йюсси – волонтёр, вышел на пенсию и помогает учёным.
Всю экспедицию – характерный штрих нашей российской действительности – оплатили финны. В экспедиции не только наши биологи, изучающие тюленей, но и орнитологи с ботаниками. Многие ладожские острова изучёны плохо; пока у советской науки были деньги, до экспедиций сюда руки не доходили, да и многие острова были закрыты военными. Сейчас военные с островов ушли, а вот денег на изучёние у российской науки нет.
Катер уходит к островкам, его сопровождают крикливые чайки. Сейчас там, на плоских камнях, видят третьи сны нерпы, и учёные рассчитывают, что когда они будут подходить к островкам, поставив мотор на малые обороты, звери не сразу услышат приглушенный звук, и можно будет сосчитать их в бинокль. Мы ждем возращения катера на палубе, коротаем время, рассказывая истории. Николай Лапшин, орнитолог из Института биологии КНЦ РАН удивляется, почему Lнерповеды¦ никак зверей сосчитать не могут.
– Я их свистом приманиваю, – рассказывает он. – Они ластами по камням – шлёп, шлёп, и на берег выбираются, – вкусно выговаривает он. – Считай, не хочу. Вот когда на Олонецких полях у нас в Карелии весной гусь садится – вот где сложно сосчитать. Гуменников, белолобых, серых. Шум, гам, гагаканье. До полутора миллионов гусей насчитываем.
И улыбается в рыжую бородку. Поди, разбери, то ли байки травит, то ли действительно гусей миллионы, а нерпа как в цирке на камни вылезает.
Александр Кондратьев, заведующий лабораторией зоологии позвоночных Биологического института Санкт-Петербургского университета, от Лапшина не отстаёт.
– Каждый вечер езжу вальдшнепов на тяге считать, это проект LЛенфауна¦, его французы оп
лачивают. Позавчера стоял на просеке, глазам не поверил – один вальдшнеп до того в любовный азарт вошёл, что сначала за кукушкой гонялся, еле-еле она от него ушла. Так он от отчаяния за летучей мышью вдогонку пустился.
От наших учёных не отстаёт финский профессор Мартти Сойккели.
– Я в финских газетах пишу статьи о природе. Недавно увидел серого тюленя, но был он необыкновенного – красного – цвета. Это совершенно невероятно, я его сфотографировал и снимок опубликовал.
В час ночи катер возвращается, учёные замерзли, как цуцики. Отпаиваем их чаем. Михаил Верёвкин, блаженно щурясь от горячего зелья, рассказывает:
– Обошли много островков, насчитали двадцать нерп, они нас подпускали на пятьдесят метров. Неплохо для первого выезда. Наша экспедиция – первое комплексное обследование мест обитания кольчатой нерпы – редкого зверя, занесённого в Красную книгу России. До нас нерпу здесь считали один раз, но было это десять лет назад. Карельские учёные провели весной авиаучет. Посчитали зверей на льду, экстраполировали на всю Ладогу. Получилось, что живёт на озере около пяти тысяч особей. Вот обойдем все острова, где нерпа может жить, тогда и выводы будем делать.
Птичий остров
Учёные – пташки ранние. В шесть утра, в надежде на-
проситься в катер к Lнерповедам¦, выскакиваю на па-
лубу, а их уже и след простыл. На палубе стоит грустный телеоператор Сергей Воробьёв – его тоже не взяли. Мой сосед по каюте Александр Кондратьев и Николай Лапшин уже с блокнотами в руках, на страже у стереотруб на треногах. Лица счастливые, будто миллион рублей в LПоле чудес¦ выиграли, – оказывается, пару куликов-сорок увидели на ближайшем островке.
Капитан LЭколога¦ руководит спуском на воду катера, который должен перебросить орнитологов, ботаников, зоологов на безымянный остров, над которым вьются птицы. Эх, какой тарарам они устраивают, когда катер подходит к острову! Взмывают в воздух все разом. Серебристые чайки кричат во всё горло, а потом срываются в пике и дальше несутся на бреющем полете, норовя клюнуть в самую маковку. На всякий случай натягиваю вязаную шапочку. Николай Лапшин заботливо спрашивает:
– А почему шапочка без полей? У настоящего орнитолога шляпа должна быть с полями. Иначе птички лицо запачкают помётом.
Высаживаемся, орнитологи и ботаники устремляются в глубь острова. Лилия Дмитриева и Наталья Петровская идут вдоль уреза воды. Они обе изучают нерпу, обе работают в Зоологическом институте Санкт-Петербургского университета. Надеются увидеть зверей отдыхающими на камнях. Увязываюсь за ними, но они машут руками – нельзя, вдвоём и то многовато, заметят нерпы. Иду по острову, старательно глядя под ноги. Как бы не наступить на гнездо, они тут на каждом шагу. Раздолье для орнитологов. Кондратьев и Лапшин, задрав головы, смотрят в бинокли на кружащихся птиц, а потом торопливо диктуют что-то в диктофоны. То, склонившись, разбираются с гнездами. Находят яйца крякв, серебристых чаек, крачек и чеграв. В одном гнезде серебристой чайки, устроенном возле целого поля трёхцветной фиалки, я заметил два яйца, из которых на свет божий проклёвывались птенцы. Оба жалобно пищали. Захотелось им помочь выбраться, но Кондратьев остановил:
– Нельзя торопить события, всё должно идти своим чередом. Ты ему поможешь, разломаешь скорлупу, а он еще сил не набрался, погибнет. Природа знает лучше!
В этот момент мимо нас пробежал Николай Лапшин, споткнулся, упал, опять побежал. Остановился и стал тихонько пересвистываться с какой-то птахой, прыгающей по веткам полузасохшего куста. Оказывается, углядел свою любимицу – пеночку-весничку. Потом, на корабле, он признался:
– Веснички – это моя любовь. Эта, видно по всему, ещё не закончила миграцию, летела ночью, в сильный ветер, устала, упала на остров и торопится, кормится перед дальней дорогой.
На плоском камне на самой вершине острова Александр Кондратьев опытным глазом заметил россыпи гусиного помёта. Бережно уложил в полиэтиленовый мешочек, поймав мой недоумённый взгляд, объяснил:
– На анализы, чтобы определить гусиное меню.
А тут, будто на заказ над озёрной гладью потянул большой, штук в сто, косяк гусей. Я глазам не поверил – откуда гуси, июнь на дворе, давно должны в тундре быть. Кондратьев долго любовался на гусей в бинокль, сказал тихо:
– Казарка. Они так красиво переговариваются, когда летят – рррот, рррот, рррот.
Вечером всей компанией стояли на корме LЭколога¦, любовались алым закатом. Вдруг в пятидесяти метрах вынырнула нерпа. О том, чтобы сделать снимок, нечего было и мечтать – далеко. Мы с опе