>
Не спалось… Похоже, сказывалось перенапряжение по-
следних дней. К тому же, видимо, собиралась меняться
погода и <старый друг> радикулит, с которым давным-давно <сошлись> ещё в лесоустроительных палатках, вкупе с его <младшим братом> остеохондрозом, этим неизбежным приобретением человека вместе с годами и сединой, честно предупреждали об этом: ныли спина и ноги, натруженные в далёкой молодости бесконечным лазанием по сопкам, марям да ерникам и прочему лесному бездорожью…
Как всегда в такие бессонные ночные часы, всё чаще случающиеся в последние годы, мысли Сергея Ивановича вертелись вокруг прожитых лет, разных событий, произошедших в его жизни, свершённых или не состоявшихся дел. Воображение выхватывало из кладовых памяти те или иные эпизоды собственной судьбы – судьбы редкой профессии лесного проектировщика, и многое в этих воспоминаниях он как бы переживал заново…
Надо ли говорить, что, как у всякого <заклятого> трудоголика, коих густо уродилось в стране среди тех, кто начал свой трудовой путь в суровых, но целеустремлённых пятидесятых-шестидесятых и в начале семидесятых, раздумья его в такие минуты, которые он про себя давно уже шутя обозвал <трудовой бессонницей>, по большей части крутились возле работы и всего того, что связано с ней. Так было и сейчас. То он видел себя молодым инженером-таксатором, лазающим в начале шестидесятых по горам Крыма, где тогда намечалось создание охотничьего заповедника, то, чуть позже, – среди лесоустроительной братии в читинской или красноярской тайге, а то и на святой владимирской земле, где-нибудь в лесах под Вязниками или Меленками…
Лесоустройство – это та кузница, где куются лесные кадры высшей пробы. Сергей Иванович Фёдоров, нынешний начальник отдела особо охраняемых лесных территорий и животного мира института <Росгипролес>, смекнул это ещё будучи просто Серёжкой Фёдоровым, студентом Брянского лесотехнического института. Потому и попросился на производственную практику в московское лесоустройство, и стопы свои, после окончания института в 1962 г., направил туда же – в Первую лесоустроительную экспедицию. И не ошибся в выборе. Там, в полевых палатках, он научился понимать лес во всей его многоликости. Впрочем, людей тоже…
Всё там было, со всем пришлось столкнуться: и с самоотверженностью, граничащей порой с подлинным героизмом, и с настоящей мужской дружбой, и с бескорыстной взаимовыручкой, и с делячеством да рвачеством, и с предательством, и даже с откровенной подлостью. Но Бог, к счастью, так устроил нашу человеческую память, что плохого она долго не держит, а вот хорошее… Ну разве можно забыть, скажем, рассветы в горах Урала, рыбалку на диких сибирских реках, или таких своих учителей-наставников, как Игорь Михайлович Нехаев, Дмитрий Михайлович Поляков, Юрий Петрович Белобородов, Пётр Петрович Федосеев, либо ныне уже покойного бывшего начальника Центрального лесоустроительного предприятия Николая Ивановича Букина?..
Поэтому-то сейчас, слушая нытьё своего тела, которому годами кроватью служила фуфайка, брошенная на лапник, из-под которого давили под рёбра жерди наспех сколоченных нар, а то и ледяным дыханием давала о себе знать вечная мерзлота, Сергей Иванович на лесоустройство не сердился. Он хорошо понимал, что за всё в жизни надо платить…
Не сердился он, вспоминая прошлое, и на старшего брата, в то время студента 5-го курса Брянского лесотехнического института, подтолкнувшего его тоже связать свою жизнь с лесом. Да-да, это под его влиянием перешагнул он порог лесного вуза. А впрочем… Впрочем, куда ему, выросшему в леспромхозовском посёлке Мыленки, что в Карачевском районе на Брянщине, было особо податься? Куда, если иного дела, кроме лесного, в посёлке почти не было и леспромхозовский народ, по сравнению с теми, кто гнул спину на колхозных полях за <галочки>, жил, по понятиям тех лет, даже зажиточно. Куда, если мама, работавшая там фельдшером-акушеркой, вытягивала из себя жилы, поднимая на ноги не только их с братом, но и сестрёнку. Жила семья более чем скромно. На какие, скажите, барыши в этой ситуации ехать покорять своими знаниями столичные вузы? Да и сами знания эти, добытые в деревенской школе, хоть и были по-деревенски прочны, но не столь обширны, как у тех, кто учился в городских десятилетках, с их бесчисленными физико-математическими, биологическими и прочими кружками да олимпиадами. В общем, его путь в лес был как бы в значительной степени предопределён изначально. Тем более что лесной вуз был рядом…
Но после окончания школы он, как и положено начинающему опериваться юнцу, который впервые в жизни вдохнул пьянящий воздух свободы, взбрыкнул, конечно. В индустрию сначала попёр было. Окончил техническое училище и в <звании> слесаря поехал не куда-нибудь, а в город Днепродзержинск Днепропетровской области, где, как известно, родился и начинал свою трудовую жизнь не абы кто, а сам <дорогой Леонид Ильич Брежнев>.
Однако, начав с <брежневских мест>, Сергей Иванович, как уже знаем, благоразумно прислушался к голосу брата (а может быть, к зову далёкого предка, служившего лесничим аж под самой Варшавой!) и подался искать свою <малую землю> да <целину> в большом российском лесу. И нашёл…
Про лесоустройство здесь уже маленько сказано. Но на-
стоящие, просто-таки целинные залежи неразработанных тем и задач по организации и совершенствованию лесного дела в стране по многим аспектам он нашёл не там, а в <Союзгипролесхозе> или, по-нынешнему, в <Росгипролесе>. Не разработанных не потому, что институт мало или плохо работал. И даже не потому, что леса страны невероятно огромны и в них враз и всюду всего не сделать. А потому, что лес, в отличие от многих иных природных ресурсов, – живой организм. Он постоянно изменчив, и, стало быть, в нём ничего нельзя спроектировать и сделать <на века>, ибо на каждом этапе своей жизни и развития он требует детального изучения и разработок новых мероприятий и мер по его улучшению, сохранению, использованию и защите. Это, к сожалению, мало кто знает и понимает…
…Бог ты мой, вздохнул, ворочаясь, Сергей Иванович, чем только не приходилось заниматься за истекшие почти тридцать лет работы в институте: изучением эффективности искусственного лесовосстановления и подростом, динамикой роста молодняков и лесными пожарами, кедром и… Да разве всё перечислишь? Многое уже поистёрлось из памяти, но иное впечаталось в неё, как след ботинка в застывшем бетоне. Взять хотя бы тот же кедр…
Он приподнялся на кровати, пошарил рукой на тумбочке, отыскивая сигареты, чиркнул зажигалкой, затянулся и вновь отдался воспоминаниям…
Эпопея с кедром началась для него в Горном Алтае, где он по заданию института работал над очередной темой. Кедра там много, и какую лесную тему или вопрос ни возьми, его не обойти никак. Для местного населения он в прямом смысле основа жизни. Ибо кедр – это не только орех. Это целебный воздух для местных курортов, это полноводность красивейших и богатых рыбой тамошних рек, это местообитание и кормовая база чуть ли не всей здешней богатейшей фауны и многое-многое другое. А для могучей в то время лесопромышленности тамошний кубатуристый и легко поддающийся обработке кедр был золотой жилой как для выполнения заданного объёма лесозаготовок, так и для получения ассортимента продукции лесопереработки в соответствии с плановыми заданиями. А план, как известно, в те годы был законом…
Битва за кедр, давно начавшаяся между Гослесхозом и Минлеспромом бывшего СССР, вскоре из служебных кабинетов перенеслась на страницы печати и, то утихая, то разгораясь вновь, не сходила с газетных полос годами. И неизвестно ещё, кто бы в этой сваре взял верх. Волею судьбы в эту битву включился институт <Союзгипролесхоз> и он, Сергей Иванович…
Изначально было решено привести в известность все кедрачи бывшего СССР. И на основе этих данных дать чёткий ответ: рубить или не рубить кедр. А если рубить, то где, сколько и как. Кроме того, ставилась задача организации кедрового хозяйства, где это возможно, по всему Советскому Союзу. Громаднейшая работа! Она была достойно выполнена, и на все вопросы, связанные с эксплуатацией и воспроизводством кедровников, были даны грамотные, обоснованные рекомендации и расчёты. Рубка кедра не исключалась полностью, но ставилась в жёсткие рамки.
Однако в угоду общественности, которая усилиями средств массовой информации повсеместно была вовлечена <в борьбу за экологию>, в горбачёвско-лигачёвские времена был издан указ о полном запрете рубки кедра. В результате те спелые кедрачи, которые не плодоносили отродясь, остались гнить на корню, а лесозаводы, занимавшиеся переработкой кедровой древесины, попросту рухнули из-за отсутствия сырья. Ну и, разумеется, ряд необходимых изделий, для производства которых годится только древесина кедра, повезли из-за границы… Разве может быть что-нибудь хуже того, когда глобальные вопросы, для разрешения которых требуется профессиональный подход, решают стратеги-непрофессионалы или такие же политики?..
Сергей Ив
анович, вспоминая ту борьбу за кедр и её итог,
испытывал всё же больше удовлетворения, нежели разочарования. Удовлетворения от того, что к судьбе кедровников он <руку приложил> вовремя. Ибо хорошо знал, что, не будь выполнена им и его сослуживцами эта гигантская по своему объёму и значению работа, могло быть хуже. Чаша весов при принятии решения по кедрачам вполне могла склониться в пользу топора. И краса и гордость Горного Алтая (и не только Горного Алтая!) рухнула бы в считанные годы. Пусть была совершена глупость и, не посчитавшись с их расчётами, начисто запретили рубить кедр. Но кедровники-то целы… А ту истину, что без топора в любом лесу, в том числе и в кедровом, выходит закупорка жизни, другие докажут. Сама жизнь докажет…
Да и разве один только Горбачёв, не имевший понятия в лесных делах, ковырялся тем не менее в них с видом знатока? Других разве не было? Если бы так…
Сергей Иванович закрыл глаза и отчётливо увидел себя на обследовании лесопосадок в Невьянском лесхозе Свердловской области. Была в его работе и такая тема… По заданию Госкомлеса СССР институтом проводился масштабный анализ лесовосстановления. Изъездил он тогда свыше сорока процентов областных управлений, где было много лесопосадок за последнее тридцатилетие. Интересная была работа. Многого насмотрелся.
Были и прекрасные результаты труда, и откровенное очковтирательство. И рачительное, хозяйское отношение к делу, и вопиющая бесхозяйственность. С подачи некоторых асфальтовых лесоводов-карьеристов, <доросших> до министерских, госплановских и даже цековских руководящих кресел, планирование такого важнейшего в лесном деле вида работ, как создание лесокультур, часто шло… от бумажки.
Заглянув в материалы лесоустройства и увидев там цифру не покрытых лесом площадей в той или иной области, кресельный лесоспец из Минлесхоза подавал её наверх, своему коллеге такой же квалификации в Госплане. Оттуда она уже возвращалась в виде планового задания, которое, повторим, было тогда законом. Вот воплощение этого <плана-закона> в жизнь Сергей Иванович и наблюдал в Невьянском и в целом ряде других лесхозов Свердловской и Тюменской областей. Да и в других областях тоже.
…Культуры были никудышными. В пропаханной трактором борозде чахлые сосны встречались через пятнадцать, в лучшем случае через десять метров. Можно сказать, погибшие культуры. Но печаль была не в этом, а в том, что культуры эти были созданы по великолепному сосновому самосеву, густой щёткой поднявшемуся на всей вырубке от оставленных лесозаготовителями, как и положено, деревьев-семенников.
– Зачем сделана эта нелепость? – кивнув на пустые борозды спросил Сергей Иванович у главного лесничего лесхоза?
– У нас практически почти все не покрытые лесные площади прекрасно возобновляются самосевом. Иных площадей нет. Надо лишь подождать пару-тройку лет, и природа всё сделает сама. Но Москве это не докажешь! – горячо парировал главный лесничий. – У неё один аргумент: у вас большой процент не покрытых лесом площадей. Сажайте культуры. Вот вам план. А где их сажать, кроме как по тем площадям, где они не нужны?! Трактор, напахивая борозды, больше поломает, нежели мы посадим. Но сажаем! Ибо план. Сгинул бы он вместе с теми, кто всё это выдумал! Мы с письмами о таком, с позволения сказать, <планировании> до Правительства, до Госплана, даже до ЦК партии доходили. Думаете, помогло?!.
Там одна железобетонная установка на века: немедленное уменьшение не покрытых лесом площадей! Потому и дают нам план по посадкам с ежегодным увеличением, отталкиваясь <от достигнутого>. И сажать требуют, разумеется, <исключительно ценные породы>. То бишь прежде всего сосну и ёлку. Само собой, средства на посадки и на то, чтобы довести их <до ума>, отпускаются в обрез. А то, что у нас даже сажать бывает нечем и некому – при таких державных щедротах на лесовосстановление, не говоря уж об остальном, что нередко это не нужно или, как видите, даже вредно, не волнует никого!..
Сергей Иванович знал и ранее, что, вытягивая из себя жилы, лесхозы <со слезами на глазах> выполняли эту показушную установку, кое-как доводя посадки, до перевода их в покрытые лесом площади, и прекрасно понимал, что на дальнейший качественный уход за молодняками у лесников уже не хватало ни сил, ни средств. Но одно дело знать и совсем другое – массово видеть эти несчастные посадки, забитые осиновой или берёзовой порослью. Видеть перегущенные лесокультуры прошлых лет, созданные на бывших сельхозугодьях, которые не знали ухода с момента их
