>
Когда-то знаменитый естествоиспытатель, исследователь Каспия, великий российский немец Карл Бэр (его имя увековечено в названии уникальных прикаспийских гряд – бэровских бугров) был поражён природными богатствами Прикаспийской низменности, и прежде всего дельты Волги. В своём отчёте о научной экспедиции он подчёркивал, что нигде в мире, кроме, пожалуй, дельты Нила, нет таких благоприятных для рыб условий, как в Волго-Каспийском районе. Слагающие этих условий: тепло, мелководье, обилие воды и пищи в ней.Да и могло ли быть иначе, если в нашем крае более 200 солнечных дней в году, а вегетационный период продолжается более 8 месяцев. Волга со своей огромной водосборной площади, равной территории вместе взятых Англии, Франции, Италии, Германии (это более 1,4 млн. кв.км), обеспечивала ежегодное поступление в дельту и далее в мелководный Северный Каспий более двух десятков миллионов тонн взвесей и до 6-7 миллионов тонн растворённой органики. Да ещё какой органики! Ведь водосборная площадь Волги – это значительная часть равнинной России с её богатыми плодородными почвами.
К тому же в Волгу с талыми и дождевыми водами поступали тысячи и тысячи тонн отходов сельскохозяйственного производства. Ведь крестьяне, не мудрствуя лукаво, свозили такие отходы, в том числе навоз, к оврагам. Всё это, влекомое с севера на юг главным образом весенними паводковыми водами, постепенно растворялось, прогревалось, трансформировалось в частицы, доступные для потребления мельчайшими живыми обитателями толщи воды – неутомимыми тружениками по её очищению. И язык не повернётся назвать такую органику источником загрязнения водной среды. В отличие от перенасыщенной искусственно синтезированными веществами органики, поступающей в воду в наши дни. Ведь именно естественная органика всегда была основой сложной многоступенчатой пищевой пирамиды, завершали которую рыбы, околоводные птицы, млекопитающие.
Высочайшая биологическая продуктивность формировалась на бескрайних разливах Волго-Ахтубинской поймы, дельты реки и мелководного Северного Каспия. Тепла и пищи хватало всем – и буйным водным зарослям, и донным животным, перерабатывающим отмершую растительность, и рыбам, и птицам, и людям. Это только приснопамятный Никита Сергеевич узрел в дельте Волги непорядок: миллионы тонн тростника пропадают “бесполезно”. И невдомёк ему было, а переубедить невозможно, что эта “бесполезность”, пройдя сложную цепочку переработки водными животными, возвращалась потом человеку тысячами тонн ценнейшей рыбы. И решил по-своему, вопреки здравому смыслу: “Быть в Астрахани целлюлозно-картонному комбинату!”. И комбинат появился. Только “кормить” его вскоре пришлось таёжными бревнами. Тростник-то после проутюживания гусеницами тракторов довольно быстро почему-то сник. А потом и вовсе море подтопило его массивы, словно сама Природа встала на защиту тростника.
Так было веками и продолжалось бы поныне. Ведь солнца в наши дни не поубавилось. И просторы Прикаспийской низменности почти не изменились. И воды в Волге в общем-то меньше не стало. А всё поменялось коренным образом и, увы, не в лучшую сторону. Каждый житель Поволжья убеждается в этом воочию на каждом шагу. Так что же происходит? Попробуем взглянуть на проблему попристальнее.И тут всплывает главная причина – деяния человека, возомнившего себя и впрямь таким разумным, что с законами Природы вроде бы и считаться стало не обязательно. И давно уже он ведёт себя в Природе, как слон в посудной лавке. Только посуда в этой лавке – не горшки глиняные серийного производства. Каждое изделие Природы уникально, неповторимо, незаменимо и в тонком кружеве Жизни играет только ему отведённую роль. А потому уязвимо, хрупко, как хрусталь, хотя и имеет определённый диапазон прочности. Это куда больше, чем просто винтик в любом механизме.Некоторые причины ухудшения состояния рыбных запасов Волго-Каспия лежат, можно сказать, на поверхности, они очевидны, и об этом написаны десятки и десятки научных трактатов, груды сломанных копий остались на многочисленных совещаниях и конференциях.
Главный удар по рыбным богатствам был нанесён гидростроительством на Волге, резко изменившим годовой и особенно весенний сток реки. Сократилась продолжительность и высота весенних паводков, регулярно нарушаются сроки их прохождения, неузнаваемо изменился режим. Но конкретные механизмы такого негативного воздействия далеко не так очевидны.В естественных условиях половодье развивалось плавно, в соответствии с наступлением весны, и продолжалось обычно около четырёх месяцев, с середины апреля до начала-середины августа. Ранняя весна – ранний паводок, поздняя весна – разливы появляются позже, но и поведение рыбы определялось ходом паводка. Медленное повышение уровня воды в протоках обеспечивало подъём грунтовых вод и подтопление низинных участков поймы и дельты. В этих небольших водоёмчиках стремительно пробуждалась жизнь. Ведь многие обитатели толщи воды, так называемый планктон, в сухой период находятся в стадиях покоя и, оказавшись в тёплой воде, всего за несколько часов превращаются во взрослых особей, тут же давая новое поколение себе подобных.
И когда с дальнейшим повышением уровня вода, а вместе с ней и идущая на нерест рыба поступает через ерики, старицы, а затем и бровки берегов на полои, там для будущей рыбной молоди уже почти готова “манная кашка” (удивительно меткое определение гидробиологов заповедника) – богатая кормовая база за счёт бурно размножающегося планктона. При длительном существовании полоев хорошо растущая молодь достигала так называемого покатного состояния, когда инстинкт побуждал её держаться не против течения, как обычно, а двигаться к протокам вместе с уходящей с полоев водой.
Нечто совсем иное происходит в условиях регулируемого стока, когда естественный паводок уступил место сбросам, именуемым рыбохозяйственными попусками. Хотя такое определение ничего общего с учётом потребностей рыб почти никогда не имеет. Более того, сроки начала попусков в подавляющем большинстве случаев находятся в обратной зависимости от начала весны. Иными словами – ранняя весна, раннее таяние снегов – сброс задерживается, так как воду накапливают в водохранилищах для нужд энергетики. Либо другой вариант – сбрасывают избыток воды в сроки, когда рыба ещё не готова к нересту. А когда вода нужна, её не хватает. Примерно такая ситуация сложилась весной этого года. Обильные снега минувшей зимы предвещали большую воду, и в случае быстрого таяния это могло бы принести Нижнему
Поволжью немало бед. Воду из водохранилищ предусмотрительно сбросили задолго до наступления весны. А потом сами оказались ни с чем. И весенний попуск в дельту Волги оказался крайне скудным. Вот так грошовая экономия на нуждах метеослужбы (сокращение точек наблюдения) аукается проблемами рыбного хозяйства. И ещё аукнется снижением уловов через пару-другую лет, когда поколения этой весны будут осваиваться промыслом. Как оказалось, отсутствие надёжных прогнозных данных по влагозапасам негативно отражается и на судоходстве.
К тому же вода из водохранилищ поступает в низовья Волги на 1,5-2оС холоднее по сравнению с аналогичными сроками естественного половодья.В целом же современные сбросы начинаются почти на две недели позже естественных паводков и заканчиваются в лучшем случае к началу июля, а то и ещё раньше. Зато скорость подъёма воды в протоках увеличилась почти в 5 раз, с 4-5 см до 20 см и более в сутки. Грунтовые воды при этом никак не успевают создать первичные водоёмы – инкубаторы для планктона. Холодная вода стремительно поступает непосредственно на полои, и развитие планктона идёт уже в совсем ином режиме, чем при естественном половодье. А если попуск предыдущего года был малым по обьёму и коротким, что весьма часто случается в современных условиях, то многие формы планктона не успели перейти в покоящиеся стадии.
И ещё одна современная рукотворная напасть – пожары, полыхающие по всей дельте ранней весной. Пройдётся огонь по жухлой прошлогодней траве – и нет удобных мест для нереста рыб (икринки обычно приклеиваются к стебелькам). А главное – на корню подрезана кормовая база для будущих мальков: уничтожен “посев” для бурного её развития. Это равносильно тому, как если бы огонь прошёлся по озимому посеву, а потом ожидать хорошего урожая.Другой не менее мощный удар по рыбным запасам: обвалование пойменных и дельтовых земель под сельскохозяйственное производство. Так что рыбу снова обделили, отхватив от её нерестилищ самые лакомые куски. Вот и получается – при низких паводках успевает затапливаться только ограниченная площадь нерестилищ, да и то часть их обвалована.
Не менее остра и проблема ската молоди с полоев. Современная дельта так перекроена множеством грунтовых дорог, что ерики нередко оказываются для мальков не путями к открытой воде, а настоящими западнями. Тем более что молодь, не достигшая покатного состояния, не уходит за водой, а, наоборот, ищет спасения в более глубоких местах полоев. И не подозревает, что обрекает себя на гибель. Такими ловушками ежегодно становятся для молоди десятки километров придорожных кюветов.Не во благо рыбным запасам действует и режим современного промысла. Известно ведь: от плохого семени не жди хорошего племени. А стремление промысловиков выбрать квоты как можно раньше ведёт к изъятию первых косяков рыбы, более крупной и качественной не только как товар, но и как производители. А остатки мелочи, не попавшей в квоту, становятся залогом будущих уловов. Каких – нетрудно догадаться.
Современные масштабы браконьерства в Каспийском бассейне давно уже стали “притчей во языцех” на всех уровнях власти. Даже человек, далёкий от проблем охраны природы и рыбных запасов, не может не заметить браконьеров, безнаказанно гуляющих весной по полоям и ерикам с острогами, сандолями, сачками, подстерегающих рыбу у труб и проранов. Между прочим, в Древнем Китае человека, покусившегося на жизнь нерестящейся самки, неминуемо ждала смертная казнь. Тогда не были знакомы с понятиями “экология, охрана природы, защита окружающей среды”. Может, потому, что окружала людей не “среда”, а живая природа. И каждой клеточкой они чувствовали свою зависимость от неё. И потому относились к ней, как к любимой матери.
Таковы в общих чертах слагающие бедственного положения рыбных запасов нашего края, хотя и далеко не все. Не говоря уже о самом качестве воды, в которой рыба вынуждена жить. Точнее – выживать. Не случайно же одна из наиболее требовательных к чистоте и качеству воды рыба нашей фауны – судак чаще всего страдает кожными язвенными заболеваниями. Одно это уже может служить надёжным индикатором состояния воды.Зато сколько было попыток изыскать “объективные” причины сокращения рыбных запасов Волго-Каспийского региона. К примеру, уличить баклана в обжорстве, словно он только вчера появился в дельте. Или обнаружить перелов воблы рыбаками-любителями, устремляющимися весной на волжские берега с удочками.
А может, не следует так уж сгущать краски? Лучше поискать светлые штрихи в будущем нашего рыбного хозяйства? Кое-что ведь ещё водится в наших водах. К примеру, уклея. Она на худой конец может хотя бы частично заменить кильку, которую, кажется, извели всерьёз и надолго. А ещё есть бычки. Правда, почти все они мелкие. Это не азовские деликатесы. Но их пока что много, и это тоже подспорье, если научиться ловить их с умом. А что? Киты вон какие громадные, а живут себе припеваючи, отцеживая крохотных рачков. Может, это и наше будущее. Так будем оптимистами? Или как?
Лина КИЗИНА, ведущий научный сотрудник Астраханского биосферного заповедника, ихтиолог
