>
Осенняя сессия работы Государственной Думы в самом разгаре. Наш парламентский корреспондент Чешма Гаджиева встретилась с заместителем председателя Комитета по экологии Государственной Думы доктором экономических наук профессором Александром Николаевичем КОСАРИКОВЫМ и попросила ответить на ряд вопросов, связанных с деятельностью Комитета на ближайшую перспективу.
– Уважаемый Александр Николаевич, расскажите, пожалуйста, о наиболее актуальных с вашей точки зрения законопроектах, связанных с экологией и охраной окружающей природной среды.
– Первые итоги работы нашего комитета в новом составе показывают, что экологическая политика изменилась, она стала более прагматичной и увязана прежде всего с нуждами людей. Поэтому среди первых законопроектов, которые уже подготовлены комитетом, – это не новации, не поиск экзотики, а дела, относящиеся непосредственно к охране здоровья людей. Вот то смещение в приоритетах законотворческой деятельности, которое уже произошло. Фактически мы сегодня работаем больше над проблемами, которые связаны с демографией как фактором экологии.
– Вам не кажется в таком случае, что вы несколько дублируете деятельность комитетов Государственной Думы, по профилю работы связанных с медициной и здравоохранением?
– Это не так. Мы занимаемся условиями жизни, из-за которых люди болеют, женщины рожают меньше детей и не доживают положенный срок. Должен сказать, что к экологическим причинам можно отнести более 30% заболеваний человека. Поэтому первостепенным в сфере экологии я вижу законопроект <О питьевой воде>. Этим законопроектом занимались ещё депутаты предыдущего состава Думы. Сегодня мы его делаем более практичным. Второе, чем занимается сегодня комитет, – это разработка новой редакции Закона РФ <Об охране окружающей природной среды>. Дело не в том, что прежняя редакция плоха, просто изменилось само время, изменились требования. Тезис отношения к российской территории, как к некоторому, только экологическому европейскому фактору, не может далее сохраняться. Экологи не должны сдерживать развитие российской промышленности, как это было по сути дела до сего времени – это дважды и трижды неправильно. Роль эколога состоит, напротив, в поощрении промышленного развития, но не просто в безгласном одобрении любого рода деятельности, а в стимулировании выпуска экологически чистой продукции. Так, по крайней мере, это делается во всех развитых странах, на опыт которых мы так любим ссылаться и которые служат для нас как бы неким ориентиром в экономическом развитии.
Это особенно важно для нас, потому что мы из ситуации длительного экономического спада начинаем выходить как бы на какое-то плато, за которым, как я полагаю, последует подъём. Всё, что я сейчас говорю, в общем-то уже сказано в послании Президента РФ В.В. Путина Федеральному Собранию РФ, в том числе и вопросы демографии и использования природных ресурсов. Работа нашего комитета сегодня выстраивается именно в этом направлении. Но законотворчество не простой процесс. Правительственная программа, разработанная группой Грефа (кстати, это наиболее детально разработанная и наиболее обсуждаемая программа в обществе) обещает достаточно динамичный рост экономики и рост благосостояния населения России, но там есть существенный недостаток – можно сказать, полностью упущен экологический компонент. Во многом здесь виноваты и сами экологи. Аргументация, которой они пользовались, для экономистов прогрессивного толка оказалась недостаточно убедительной. Так вот, путём диалога с правительством надо внести эти коррективы и выстроить законодательное поле таким образом, чтобы оно отражало основной фактор устойчивого развития общества – экологический.
Ещё бы хотелось обратить внимание на законопроекты об экологически кризисных территориях, к которым можно отнести такие города, как Чапаевск, Нижний Тагил, Дзержинск Нижегородской области и целый ряд других. Причём закон этот должен стать поощрительным для развития промышленности, иначе получится замкнутый круг. Представляете, территория становится экологически критичной, принимается решение по ограничению развития промышленности. Начинается ограничение развития промышленности, а денег у города, территории нет, они их не зарабатывают. Остается одна надежда – на федеральный бюджет, а федеральный бюджет у нас, мягко говоря, очень напряжённый. Значит, нужно заняться поощрительным движением – ввести льго
ты, давать дополнительные стимулы для развития экологически чистого производства. Словом, как это делается в Европе. Необходимо развивать сертификационные институты, институты оценки качества и в новой редакции Закона <Об охране окружающей природной среды> все эти положения предусмотрены. Вводится, например, понятие об экологически опасной продукции. Это еще один фактор, который должен стимулировать производство экологически чистой продукции. Этим, конечно, не ограничивается весь комплекс вопросов, которые также находятся в поле зрения комитета. Таким образом, новый состав комитета, сохраняя преемственность с предыдущими коллегами, существенным образом усилил прагматизм в своей работе.
– Вам не кажется, что в обществе и даже на уровне Правительства РФ, (может быть, я ошибаюсь) на экологию смотрят несерьезно? А многие чиновники – отчасти даже как на один из способов набить деньгами карманы? Что можно сделать, чтобы экология в нашей стране поднялась на уровень такой, как, скажем, в Германии, Норвегии?
– Давайте с самого начала разделим два понятия – законотворчество, связанное с поступательным движением страны, и криминал. Безусловно, последнее надо учитывать при подготовке того или иного законопроекта, чтобы не стимулировать развитие теневой экономики. С другой стороны, продукция российских предприятий будет конкурентоспособной, если она будет экологически чистой. Мы не можем выходить на мировой рынок с грязной продукцией, там сейчас её просто не примут, начиная от автомобиля и кончая мебелью. Мебель с фенолом, извините, никому не нужна. Мы остаёмся как бы за бортом мирового распределения труда и будем там прозябать, если всерьёз не займёмся экологией. Современные экономисты это вроде бы должны понимать. Вот почему я говорю о программе Центра стратегических разработок с горечью, мне обидно, что из этого сильного документа экологическая компонента, к сожалению, полностью выпала. Этот вопрос очень важен не только с точки зрения чистоты окружающей среды и здоровья, но и экономической конкуренции, экономического разделения труда в мире. Если это не учитывать, мы просто станем терять деньги.
Вы мне намекали насчёт того, что возможен подкуп. В теневой экономике – да. Не знаю рецептов на все случаи жизни, но убеждён, что главное – это сделать так, чтобы в открытой экономике было работать выгоднее, чем в теневой.
– Предыдущий вопрос я задала вот в связи с чем. Имеет ли вообще смысл принимать законы, с тем чтобы потом они оставались лишь на бумаге? Хотела бы я видеть хотя бы один экологический закон, который действует в реальной жизни.
– В качестве примера могу назвать Закон <Об охране окружающей природной среды>, который действует не только на бумаге. На основании платного природопользования, установленного этим законом, всё-таки удаётся формировать определённые средства, которые являются сильным катализатором строительства, например, очистных сооружений. Не будь этого закона, их бы вообще не было. Мы жили бы в совершенно варварской в экологическом отношении стране, если бы не было этого закона. Или вот законопроект <О питьевой воде>. На самом деле он учитывает многие из тех опасений, которые вы высказали. Например, в нём впервые прописаны вопросы собственности на централизованные системы водоснабжения. В законодательном плане просто необходимо нормативно определить путь, по которому должно идти совершенствование системы водоснабжения страны. Мы этого не говорим, мы лишь определили путь, по которому должно идти в совершенствовании систем водоснабжения. Это не значит, что нужно устраивать очередную революцию в системе управления питьевым водоснабжением страны. Может быть, настоящая ситуация и не так правильна с точки зрения классического водопользования, но всё уже сложилось. И если сегодня запустить радикальный разрушительный механизм, то мы нарвёмся на несогласованность, криминал и теневую экономику со всеми вытекающими отсюда последствиями в этой важнейшей отрасли. Создавая этот законопроект, мы понимаем его несовершенство, но видим, что именно в таком виде он соответствует и времени, и месту.
– Скажите, пожалуйста, как политик, появится ли в России экологическая наука, независимая от зарубежных стран? Сейчас ведь чаще всего происходит слепое, бездумное копирование того, что модно на Западе. Считается или внушается (не знаю, что вернее), что мы во всём хуже. Но это ведь не так. Например, в дореволюционной России были экологи самого высокого научного уров
ня (историки науки это прекрасно знают). Честное слово, обидно становится за наше попугайство.
По своей сути экология как научная дисциплина и как система управления интернациональна. Нельзя же ведь сказать, что атмосфера – моя и принадлежит только мне. Она общая – мир един. Другое дело, что национальные интересы различных стран различны. Мы обязаны это учитывать. Я понимаю, что как и в любом другом виде деятельности, могут быть лоббисты различных интересов. В этом отношении экология никак не отличается от любой другой человеческой общественной деятельности. Но задача законотворчества депутатов заключается в том, чтобы учесть, что мы часть единого мира, и в то же время не забывать отстаивать национальные интересы. Этим мы и занимаемся. Вместе с тем я бы хотел бы, чтобы система оценок была общеевропейская. Тогда мы будем продвигаться к положению, например, Германии. Там из самых грязных в экологическом отношении промышленных центров сумели сделать город-сад. Например, город Эссен. Сегодня это зелёный город, из которого выведена практически вся промышленность. Разве это не должно быть для нас целью? Только, думаю, идти мы к ней будем лет 20-30. Но мы должны выстраивать законодательство так, чтобы учитывать этот положительный опыт. И мы будем это делать.
– Александр Николаевич, может быть, это менталитет наш такой или это образ жизни нашей страны, но почему мы отстаем от всего мира? Отчего это зависит? Ведь вроде бы всё есть: и интеллектуальные, и природные, и прочие ресурсы…
– Ваш вопрос скорее политико-исторический. Я не обладаю возможностями давать такие глубокие оценки. Думаю, здесь всё <накрутилось>. И то, что судьба нашей страны в XX веке была не очень спокойной, и то, что долгое время мы пользовались не самой эффективной в мире политической системой – оказалось, что в действительности она ведёт к стагнации, и то, что мы не сумели использовать наши шансы, уходя от этой системы, и ввергли себя в ещё один тяжёлый экономический эксперимент… А экологическая сторона нашей действительности – только часть мира, в котором мы живём. Поэтому я вижу задачу для всех нас, которые волею судеб на какое-то время оказались в сфере законодательной деятельности, попытаться выстроить ряд законодательных принципов, которые вели бы к стабильной спокойной жизни, к тому, что называется базой устойчивого развития.
– Недавно Совет Государственной Думы одобрил проект федерального закона <О внесение изменений и дополнений в Федеральный закон ><О газоснабжении в Российской Федерации>. С чем это связано и что, на ваш взгляд, сулит он с экологической точки зрения?
– В первую очередь нас волнует влияние транспорта на атмосферу городов. Как известно, несмотря на промышленный спад, загрязненность атмосферы городов сегодня только усилилась. Об этом можно судить по Москве и многим другим промышленным центрам. Транспорта стало больше, контроля меньше. Наши граждане накупили много подержанных автомобилей зарубежных марок, да и отечественные автомобили были не самой высокой экологической пробы. Всё это привело к усилению транспортной компоненты загрязнения атмосферы. Мне довелось быть автором региональной Нижегородской программы <Чистый транспорт>. Так вот, там с тех пор, как я был заместителем губернатора по вопросам природных ресурсов и экологии, 7 лет как транспорт не пользуется этилированным бензином, то есть то, к чему Москва только сегодня подходит, в Нижнем Новгороде давно действует. Для Нижнего Новгорода, города с полуторамиллионным населением, 50 тонн тетраэтилсвинца в атмосфере ежегодно – это очень много. Тепловые электростанции – такая же история, только там другие загрязнители – сера и т.д. Наиболее же чистый и доступный энергоноситель для транспорта – это газ. Правда, существует ряд проблем по его использованию. Например, баллоны с газом сильно влияют на грузоподъёмность машин – они тяжёлые. Это невыгодно, даже если учесть, что газ дешевле, чем бензин. Поэтому первое направление – снижение веса, чего вполне можно достичь. Второе – сложная инфраструктура заправочных станций. Уже сегодня можно смело переходить на газовый транспорт, но только для внутренних локальных перевозок: вывоз мусора, развоз продуктов по магазинам, прочие нужды, возникающие в большом городе, а внутриквартальный транспорт – самый тяжёлый загрязнитель. В Нижнем Новгороде, например, уже половина транспорта переведена на газ. Я думаю, что в крупных городах можно и нужно законодательно перевес
ти весь автотранспорт, особенно специализированный, на экологически чистые виды энергоносителей.
– Александр Николаевич, скажите, пожалуйста, а не мешает ли законодательной работе слишком узкая специализация Комитетов Государственной Думы? Например, экологи занимаются лишь сугубо экологическими проблемами, транспортники – своими вопросами и т.д. Не теряется ли при этом комплексный подход к тем же экологическим проблемам?
– Вы затронули серьёзную тему – управление сложно организованной системой. На самом деле, по сути есть только управление городом или страной в целом. Нельзя управлять одним ведомством, забывая о других сторонах жизни. Но эта проблема больше философская. Вы же понимаете, жизнь устроена так, что человек не ощущает килограмм, секунду или сантиметр. Человек испытывает такие чувства, как боль, счастье, но мера измерения этих категорий отсутствует. Придумали искусственные единицы, которые к нашему мироощущению не имеют никакого отношения, но позволяют правильно оценивать ситуацию. То же самое и здесь. За законопроект отвечает Госдума. Моё глубочайшее убеждение: все законы должны быть комплексными. Не бывает, не должно быть закона отраслевого. Наступило время перехода от отраслевых законов к законам объектовым. У нас пока есть только один такой закон – о Байкале. Я сейчас работаю над законом о Волжском бассейне. Думаю, что это будет очень непросто. Хотя, например, в США, Канаде, Европе сегодня большинство законов принимается об отдельных территориях, о конкретном заповеднике, о какой-то вполне определённой природной системе. Мы к этому пока не готовы. Мне юристы говорят, у нас другая система законоуложения, у нас другой законопорядок, поэтому зря вы перетягиваете чужой опыт, он не так легко совместим с нашей системой законодательства. Думаю, это дело времени и понимания ситуации. Надеюсь, со временем мы тоже начнём использовать и такие методы законодательного регулирования.
